Николай Романов - "Байкеры"

Он смотрел на девушку, вспоминал дочь и понимал, что из этой образцовая домохозяйка не получится, хоть пристрели.

— Что тебе от меня надо? Приковаться наручниками — дурацкая идея.

Ее волновало другое:

— Можно, я буду у тебя жить?

В горле снова запершило, и поэтому Кей не торопился с ответом. Девушка истолковала молчание по-своему.

— Ты давно нормальную еду ел? Я тебе готовить буду. Я умею.

Кей поднял голову, словно вспоминая. А ведь действительно! Она права. Чипсы, пиво и гамбургеры — это даже не еда, а, как выразился бы Барон, «обман фантазии».

Оставалось одно препятствие. Кей опустил глаза и с сомнением посмотрел в глаза девушке. Он-то не против…

— Надо спросить Урала.

— Это еще кто? — девица недоумевающе уставилась на Кея.

— Друг. Я думал, у меня их много, но остался один.

— У тебя еще один человек в доме?!

— Больше, чем человек. Собака. Напрягшаяся было девица с облегчением вздохнула.

— Тогда договоримся.

— Интересно знать как? Если даже я…

— Я буду с ним гулять каждый день.

Удар ниже пояса. Она договорится с Уралом. Так, наверное, даже к лучшему. А выкинуть ее за дверь он сможет без труда в любой момент.

В отношении девицы Кей явно переоценивал свои возможности.

— Ты испортила мне вечер.

— Ну, не совсем. Тебе что, не понравилось?

Она умудрилась кокетливо пошевелить бедрами, даже сидя на земле.

Черт, она еще и заигрывает! Кей мысленно вернулся на полчаса назад и что-то похожее на смущение промелькнуло на его лице. Сказать про девицу «бесстыжая», значит, выдать ей большой комплимент.

А ей все до лампочки! Она встала и стряхивала с себя налипшие на джинсы травинки.

— Мы можем пойти в клуб. Здесь недалеко. Вечер в честь Дня Первого Вознесения Всемогущего Тимоти Лири. Попрыгаем — и к тебе! С родителями — о'кей. Я на все лето укатила к подружке. Куда, к какой — не их дело. Да им все равно.

— Между прочим. У тебя есть справка о прививке от бешенства? — поинтересовался опытный в таких делах Кей, садясь на ХаДэ и продемонстрировав глубокий укус. — Мне не в кайф таскаться на уколы.

— Достану, — пообещала девица, устраиваясь поудобнее за спиной Кея. — Завтра сбегаю к ветеринару. Человеческие доктора почему-то отказываются со мной говорить.

— Справку я повешу в коридоре.

Кей подумал, что набирается целая галерея справок. Правда, остается надеяться, что девица не будет трогать соседей. Если, конечно, те не подадут повода.

— Блох у меня нет, — деловито сообщила девица. — И чумкой я не болела. Вылизываю себя каждый божий день. В этом деле мне равных нет. Самая чистая бойцовая сука в Городе.

— Тогда тебе нужно дать кличку.

— Зови меня Кока-Лола.

— Читаешь мои мысли? Ты — девушка опасной породы.

— Я хочу, чтобы ты обо мне помнил каждый день.

— Да уж… — произнес Кей, осторожно дуя на укус: может, прижечь?

Девица беспокойно возилась за спиной.

— Эй, ты что там делаешь?

— А вот что!

Держа руками рога байка, Кей заглянул себе под руку и увидел, что одна из полосок лапши, свисающей с рукава, завязана узелком.

— Каждый раз, берясь за руль, будешь думать обо мне.

Кей покосился на весело покачивающийся узелок и ничего не сказал. Только прикусил губу. В путь, Кока-Лола! Даже если этот путь короткий, как жизнь.

Ночной клуб «Лошадь Спешит Домой» встретил Кея и Кока-Лолу оглушающим грохотом из всех углов огромного зала, болезненно-вежливым отношением охранников, настороженно покосившихся на кожаные доспехи Кея, и полным отсутствием мест, где можно «спокойно посидеть». Избегавшему шумных ребячьих посиделок, Кею представилась возможность убедиться, что культурная жизнь Города бурлит в самом прямом понимании этого слова.

Новая знакомая чувствовала себя своей в обстановке, промышленным шумом напомнившей завод по переработке старых автомобильных кузовов. Она немедленно согнала полусонного подростка с крохотной приступочки в дальнем углу зала, усадила Кея и отправилась «искать знакомых». Кею не нравилось торчать косматым темным динозавром среди ярко наряженных юношей и девушек. Но он в который раз за день промолчал.

Кока-Лола растворилась в море разноцветных тряпочек, порхающих по всей территории клуба, знакомящихся, целующихся, ссорящихся, пьющих, спящих, танцующих, болтающих, смеющихся, толкающихся, грустящих или, как Кей, молча разглядывающих собрание людей, объединенных одной целью — на один вечер забыть о существовании человечества и то, что они сами однажды родились.

Интересно, что здесь пьют?

Бар как таковой, с неизменным суетящимся барменом и высокими стульями, отсутствовал напрочь. Желающий выпить подходил к стене, в которой имелось несколько отверстий с надписями «Водка», «Виски», «Белое», «Коньяк». Жаждущие совали деньги и в обмен получали пластмассовые стаканчики с содержимым, соответствовавшим надписи над дыркой. Кей оценил прогрессивную примитивность сервиса. Весьма удобно. Из-за всепроникающего музыкального шума не слышно ни слова, хоть ори бармену на ухо.

Пиво предлагали бродившие по залу измученные мальцы, наряженные в форму на манер военной. Каждый малец предлагал отведать свой сорт. И каждый таскал за собой аппарат на колесиках, смахивающий на гибрид огнемета с пылесосом. Из носатой трубки в подставленный пластмассовый стакан лилось пиво. Наполнив стакан, парни подхватывали «пивометы» и тащились дальше.

Удобно, когда пиво само идет к тебе. Кей подозвал одного из «огнеметчиков» и получил порцию пенной жидкости, по вкусу неотличимую от раствора стирального порошка. Кей поставил пластмассовую посудину под стенку, подальше от себя, и решил, что хорошего пива здесь не получишь.

Однообразная музыка молотила по ушам, но постепенно Кей перестал ее замечать. Кое-что в клубе ему даже понравилось: ди-джей, восседавший под потолком в устройстве, стилизованном под неряшливо открытую консервную банку с надписью «DJ Flastor IILiang»; просматривавшиеся сквозь густую пелену табачного дыма отсеки в стене, копирующие тюремные камеры — с нарами, зарешеченным оконцем и небольшим столиком, намертво прихваченным к полу; танцпол с батутом, на котором по очереди прыгали расходившиеся плясуны; прозрачные квадраты пола, под которыми на небольшой глубине сновали пестрые тропические рыбки, которые (счастливые!) не слышали музыкального грохота и воспринимали топчущихся над ними размалеванных фриков как естественную часть фауны местного кораллового рифа.

Кея плотно окутала чужая болтовня, но при всем желании он не смог бы разобрать ни слова без помощи сурдопереводчика с большим стажем работы в дурдоме. Постоянные посетители в посредниках не нуждались и понимали друг друга по движению губ.

Искусственная жизнь требовала искусственных стимуляторов. Чудесами химии присутствующие вогнали себя в состояние, близкое к трансу, и то вяло покачивались, ожидая слышимую только им смену мелодии, то заводились в бесконечном кружении на одном месте.

Кей неторопливо брел по огромному залу, и публика расступалась. Так чайки разлетаются, завидев плавник акулы. Кей натыкался взглядом на лица. Некоторые торопились отвести глаза, другие неподвижно смотрели сквозь Кея. Они его не видели. Они вообще ничего не видели.

Выбеленные лица с густо очерченными бровями. Лица, словно набросанные второпях на листе бумаги обломком уголька. Кто-то рисовал и отбрасывал, рисовал и отбрасывал… Сегодня вечером рисунки ожили и собрались вместе потанцевать. К утру уголек осыпется, и на белые листочки придется наносить новый рисунок.

Взлохмаченные волосы, блестящие одежды, тонкие, колышущиеся фигуры, замедленные движения. Зал похож на поле, беспорядочно поросшее цветами. Порывы ветра пролетали по травянистой глади.

Некто невидимый подал неслышимый знак. Колыхание цветов прекратилось. Пестрота организовалась и перестроилась в правильные длинные полосы. Намечалось нечто особенное. Народ изготовился к ритуальным танцам. Каждый занял свой ряд.