Хантер Томпсон - "Ангелы Ада"

Баргер отошел в сторону, чтобы устроить сбор банок с пивом, организовать своеобразный «пивной банк». Он стоял в центре большой поляны и требовал, чтобы к его ногам несли дары в виде заветной полной тары. Мы находились здесь уже около получаса, и к тому времени моим собственным запасам был нанесен смертельный удар. Пых обнаружил в моей машине сумку-холодильник. Я не планировал заезжать в лагерь и не думал, что мгновенно лишусь своей заначки пива на уик-энд, но при сложившихся обстоятельствах выбора не было. Никто меня не запугивал, никто не шантажировал, но в любом случае никому даже и в голову не пришло, что я привез пиво лично для себя, а не для того, чтобы разделить его с братвой в критический период тотального сушняка. Но такая беда случилась, и у меня почти не осталось денег на бензин, чтобы вернуться в Сан-Франциско. Как только два моих ящика улетучатся, я не смогу купить ни одной банки за все воскресные дни без обналички чека, а об этом даже и речи быть не могло. Кроме того, я был – и, наверное, все еще остаюсь – для Ангелов единственным журналистом, которому редакция не выдавала никаких денег на текущие расходы, так что нечего волноваться за их реакцию, если, сославшись на бедность, я начну пить на халяву, покусившись на «пивной банк». Я ведь и сам не дурак выпить, и в мои планы совершенно не входило провести уик-энд под палящим солнцем, изображая из себя трезвенника.

Сейчас, по прошествии времени, этот эпизод выглядит незначительным и мелким, но тогда… Тогда мне так не казалось. Чтобы швырнуть меня в пучину благотворительности, момент был выбран крайне неудачно… а разводилово было в самом разгаре. Припоминаю, что где-то во время всей этой какофонии вспенивания и шипения, сопровождавшего открытие моей тайной заначки, я заявил, ни к кому конкретно не обращаясь, как бы в пустоту: «Ладно, черт возьми, но все-таки лучше, чтобы игра шла не в одни ворота». Но, пожалуй, другой игры ждать не стоило. На той стадии своей скандальной славы Ангелы отождествляли всех репортеров с Time и Newsweek. Немногие из них были знакомы со мной, а другие и вовсе не были похожи на людей, лопающихся от счастья, когда я присоседился к запасам пива, осушая одну банку за другой, лихорадочно пытаясь хотя бы слегка набраться.

Много часов спустя, после благополучного решения пивного кризиса, я чувствовал себя несколько по-идиотски, понимая, что беспокоился напрасно. «Отверженные» не обратили на мои маневры никакого внимания. Подумаешь, чувак пьет их пиво… они с таким же успехом могут выпить пиво этого чувака. К концу уик-энда я пропустил через себя в три или четыре раза больше, чем взял с собой… и даже сейчас, оглядываясь назад, когда я почти год пьянствовал с Ангелами, я думаю, что у меня тогда просто поехала крыша. Но у Ангелов своя система погашения взаимных долгов. Несмотря на их преклонение перед свастикой, настоящие отношения между Ангелами близки к одному из принципов коммунизма чистой воды: «От каждого по способностям и каждому по потребностям». Продолжительность обмена и дух этого увлекательного процесса для Ангелов так же важны, как и потребляемое количество обмениваемого продукта. Чем больше они заявляют о том, что они восхищаются системой свободного предпринимательства, тем меньше они могут позволить ее прелестям распуститься в отношениях между ними самими. Действующая «ангельская» этика во многом зависит от установки: «Тот, кто имеет, тот делится». И во всем этом нет ни пустого словословия, ни догмы; просто по-другому едва ли у них что-нибудь получится.

Но на озере Бейсс, когда я мрачно наблюдал за исчезновением запасов моего пива, этот этический принцип не проявлялся, до тех пор пока Баргер не объявил сбор средств – дескать, «деньги на бочку». Хотя шериф Бакстер уехал, шестеро его помощников словно прикипели душой к нашему лагерю, и, казалось, избавиться от них было никак не возможно. Наверное, существовала какая-то договоренность… Я разговаривал с одним из них, когда Баргер вдруг подошел к нам с пачкой денег в руках.

– Шериф сказал, что точка у почты продаст нам столько пива, сколько мы захотим, – сказал он. – Как насчет того, чтобы задействовать твою машину? Если мы полезем туда со своим фургоном, то скорее всего нарвемся на неприятности.

Я не возражал, а помощник Бакстера заявил, что эта идея – зашибись!.. – и мы принялись считать деньги на капоте машины. Всего там оказалось сто двадцать долларов бумажными купюрами и долларов пятнадцать мелочью. Потом, к моему изумлению, Сонни протянул мне всю пачку и пожелал удачи. «Одна нога здесь, другая там, – проговорил он. – У всех уже в горле пересохло «.

Я пытался убедить его, что было бы лучше, если бы кто-нибудь из байкеров поехал со мной и помог грузить пиво в машину… но истинная причина моего нежелания отправляться в одиночку никоим образом не была связана с проблемой погрузки. Я знал, что все «отверженные» живут в городах, где цена шестибаночных упаковок варьируется от семидесяти девяти центов до одного доллара двадцать пять центов. Но на этот раз можно было считать, что мы находимся где угодно, – хоть в аду, хоть в раю, – но уж точно не в городе, и благодаря своему собственному весьма богатому опыту я знал, что владельцы провинциальных магазинчиков очень часто регулируют свою ценовую политику, сверяясь с «Настольной Книгой Плута-Обманщика».

Однажды, неподалеку от границы штатов Юта и Невада, я был вынужден заплатить за шестибаночную упаковку целых три доллара, и, если судьба подложит такую же подлянку в Бейсс Лейк, я бы очень хотел, чтобы свидетелем покупки стал какой-нибудь надежный человек. Конечно, сам Баргер был бы идеальной кандидатурой на эту роль. Если исходить из обычных цен на пиво в городе, суммы в сто тридцать пять долларов было бы вполне достаточно, чтобы затариться тридцатью ящиками пива… Но здесь, в Сьеррах, этих денег едва хватило бы на двадцать или, что еще хуже, на пятнадцать ящиков, выступи все продавцы против нас единым фронтом. Ангелы обычно плевать хотели на какие-то сравнения при покупке: там платят столько-то, а здесь – столько-то… И если они стояли на пороге сурового испытания и им вот-вот должны были преподать суровый урок по общественно-политическим наукам, то лично я считал – пусть плохие новости доведет до «ангельского» сознания кто-нибудь из своих. К тому же отправить одного, без копейки в кармане, писателя закупать пиво аж на сто тридцать пять долларов, было то же самое, что запустить козла в огород в качестве сторожа. Туда, где красовались грядки с капустой. Кажется, именно так Хрущев высказался о Никсоне: «Послать козла стеречь капусту».

Я высказал все это вслух по пути в город, после того как Сонни и Пит согласились отправиться со мной. « Да ты был бы вынужден вернуться, – заявил Сонни. – Надо быть законченным идиотом, чтобы смыться с нашими пивными деньгами». Пит рассмеялся. «Хо-хо, мы даже знаем, где ты живешь. А Френчи сказал, что у тебя знатная телка, прямо босс в юбке». Он брякнул это вроде бы в шутку, но я-то стреляный воробей! Я сразу отметил (про себя, разумеется), что первым делом на ум байкеру пришла идея изнасиловать мою жену, чтобы в случае чего мне отомстить…

Баргер, не изменяя своему амплуа политика, поспешил переменить тему разговора. «Я прочитал статью, которую ты о нас написал, – сказал он. – Нормальная статейка».

Та статья, о которой говорил Баргер, появилась месяц назад или чуть раньше; в ней я предавался воспоминаниям о той ночи в моей квартире, когда кто-то из Ангелов Фриско поведал мне, с глупой ухмылкой напившегося пива пьянчужки, что, если им не понравится то, что я напишу, они заявятся однажды ночью, вышибут мою дверь, плеснут бензином на пол и, естественно, бросят в лужу горящую спичку. В то время настроение у всех нас было преотличное, и я припоминаю, как показал на заряженный двухствольный дробовик на моей стене и, улыбаясь в ответ, заверил, что успею угрохать по крайней мере двоих из них до того, как они успеют свалить. Слава Богу, до насилия дело не дошло, бред остался бредом, никто ничего не поджег, никто никого не подстрелил, и я предположил, услышав слова Баргера, что либо они вообще не читали мою статью, либо смирились с ее содержанием. Тем не менее, меня насторожило, что ее упомянули – тем более, что сделал это сам Баргер, чьи взгляды автоматически становились официальной линией в политике Ангелов Ада. Я написал ту безделицу, свято веря, что больше никогда не пересекусь с «отверженными» мотоциклистами, о которых я говорил как о «неудачниках», «невежественных громилах» и «убогих хулиганах». Но я совершенно не горел желанием объяснять эти выражения, находясь в окружении двух сотен бухих outlaws в захолустном кемпинге в Сьеррах.

– А сейчас ты чем занимаешься? – спросил Баргер. – Еще чего-нибудь пишешь?

– Да, – ответил я. – Книгу.

Он пожал плечами. «Ну, нам не нужно ничего, кроме правды.* Я уже раньше говорил, что о нас много хорошего не напишешь, но я не врубаюсь, что именно дает людям право просто стряпать о нас всякую брехню… все это, блядь, говно… да неужели правда для них так уж плоха?»

*Спустя несколько месяцев они решили, что просто правды недостаточно. К правде должны прилагаться еще и деньги. Это породило определенную напряженность, переросшую в негодование, возмущение и, наконец, обернувшуюся насилием.

Мы почти подъехали к магазину Уильямса, и тут я внезапно вспомнил об инквизиторе с ежиком на голове, энергичный словарный запас которого воздвиг между нами непробиваемый языковой барьер. Мы повернули у подножья холма, и я постарался припарковать машину скромно и незаметно, насколько это вообще можно было сделать на расстоянии всего тридцати ярдов от магазина. Если верить помощнику шерифа в лагере, вопрос о продаже нам пива был улажен. Мы должны были лишь выложить бабки, загрузить пиво и уехать. Сонни изображал из себя общественного казначея. Что же касается меня, я выполнял лишь роль водителя.

Нам хватило всего пятнадцати секунд, чтобы понять, что столь живописно расписанный план на самом деле был стопроцентной туфтой и яйца выеденного не стоил. Как только мы вылезли из тачки и сделали несколько шагов по горячей земле, любители суда Линча моментально двинулись за нами. Было очень жарко и чертовски тихо, на зубах у меня противно поскрипывала пыль, висевшая плотной завесой над парковочной стоянкой. У другого крыла торгового центра остановился «воронок» округа Мадера, с двумя копами на переднем сиденье. Бычье остановилось неподалеку от машины, на дощатом настиле у дверей магазина образовалась фантастическая стена из ощетинившихся злобой человеческих тел. Судя по всему им ничего не сообщили о намечавшейся сделке. Я открыл багажник, справедливо полагая, что Сонни и Пит уже входят в помещение за пивом. Если в воздухе запахнет паленым, я смогу запрыгнуть в багажник, закрыть его за собой, потом выбить спинку заднего сиденья и убраться восвояси, когда все будет кончено.

Но Ангелы и шага не сделали в сторону магазина. Все движение остановилось, туристы старались держаться от нас на безопасном расстоянии, наблюдая с любопытством за происходящим. Действие разворачивалось в духе лучших традиций Голливуда: покров тайны срывается, идут кадры вестернов «Ровно в полдень» или «Рио Браво». Хотя все-таки без поблескивания объективов кинокамер или без фоновой музыки это было не совсем то… Повисла длинная пауза, ни звука – и тут стриженый под ежика парень сделал еще несколько шагов вперед и закричал, словно заблудился в лесу: «А ну-ка уносите свои сраные жопы отсюда подобру-поздорову! Ничего вам здесь не светит!».

Несмотря на эти вопли, я пошел к нему, думая, что смогу объяснить «ежику» факт существования соглашения о продаже нам пива. Конечно, меня трудно отнести к ярому противнику самой идеи устроить мятеж или поднять бунт, однако мне не очень-то хотелось, чтобы каша заварилась именно сейчас – когда моя замечательная машина стоит точно в центре, а я сам выступаю в роли непосредственного участника спектакля. Дело было дрянь: два Ангела Ада и писатель – против сотни деревенских урелов на пыльной улице в Сьеррах.

Ежик выслушал мои доводы и мотнул головой. «Мистер Уильямс передумал», – сказал он. И тут прямо за моей спиной раздался голос Сонни: «Ну и хуй с ним, с твоим мистером Уильямсом! Мы тоже можем передумать». Они с Питом подошли, чтобы принять участие в споре, и горе-линчеватели тотчас выдвинулись вперед, чтобы поддержать «ежика», который, правда, особо и не волновался.

«Ну-с,– подумалось мне, – вот мы и приехали». Два копа сидели в «воронке», не шелохнувшись; они вовсе не торопились развести бойцов на ринге по разным углам. Быть избитым бычьем – весьма пугающая и болезненная перспектива… Ощущение такое, словно тебя затянуло в мерзкий водоворот, и не остается ничего другого как попытаться уйти живым. Подобное случалось со мной уже дважды – в Нью-Йорке и Сан-Хуане, и не пройдет и нескольких секунд, как все произойдет вновь в Бейсс Лейк. Однако свершиться этому сомнительному удовольствию помешало подозрительно своевременное прибытие Тайни Бакстера. Толпа расступилась, давая возможность проехать его здоровой тачке с красной мигалкой на крыше.

– А я-то думал, что ты понимаешь человеческий язык… Тебе же было ясно сказано держаться подальше от города, – рявкнул он.

– Мы приехали за пивом, – миролюбиво ответил Сонни.

Бакстера аж передернуло.

– Нет, Уильямс сказал, что пиво у него заканчивается. Отправляйтесь-ка лучше на рынок на другом берегу. Вот там пива – хоть залейся.

Дважды упрашивать нас не пришлось – мы моментально тронулись с места. Повторялась история с нашим первым кемпингом: у нашего первого контакта с местными жителями по вопросу закупки пива так же были налицо все признаки заранее спланированной наебки. Бакстер мог и не отдавать себе отчета в том, что он делал, но если он знал все с самого начала, то почему бы не воздать Бакстеру хвалу за разработку столь тонкой и хитроумной стратегии? За весь уик-энд он появился всего несколько раз, но всегда в самый критический момент, и всегда у него наготове было справедливое решение. После урегулирования пивного кризиса Ангелы стали смотреть на шерифа как на тайного сочувствующего… Но, как бы там ни было, к полуночи первого дня пребывания в лагере Президенту Баргеру пришлось в полной мере прочувствовать свою личную ответственность за благополучие каждого из «отверженных» в Бейсс Лейк. Всякий раз Бакстер так умудрялся решать проблемы, что Ангелы все больше и больше чувствовали себя его должниками. Такое странное бремя тяжкой благодарности окончательно испортило праздник Баргеру. Причуды «постановления о сдерживании» и многочисленные соглашения, заключенные им с шерифом, заставляли Президента постоянно нервничать. Вынужденная бессонница, которой мучился в те дни шериф Бакстер, могла быть лишь слабым утешением для него.